Позывной «Док»: «Мы и сепары были друг у друга как на ладони»

16 березня 2017 о 15:54 - 8039

Avataradmin


Позывной «Док»:  «Мы и сепары были друг у друга как на ладони»

Война – это не только активные боевые действия. Иногда это режим «бумажного» перемирия, нарушаемого с завидной регулярностью противником. Масштабных столкновений вроде бы и нет, однако время от времени с фронта везут погибших и раненых. Такая война подобна затяжной болезни, которая не прогрессирует, но и не отступает. К ней привыкаешь, начинаешь воспринимать как неотъемлемую часть реальности…

Когда днепровец Сергей Васильев отправился защищать Украину, уже действовали Минские договоренности. Война с Россией во всю демонстрировала свой затяжной характер. Сергей, позывной «Док», с побратимами из батальона «Черкассы» мог хорошо рассмотреть врага в бинокль, настолько близко находились позиции воюющих сторон, которые, по сути, разделяла только узкая речушка. Село Гранитное, «ноль», как принято называть эти территории, наша земля, крайний рубеж обороны – именно здесь проходил службу Сергей.

Ему повезло: больше года без ранений – редкая удача для тех, кто воюет на «нулях». Вернувшись в родной Днепр, воин решил, что теперь его фронт здесь: он присоединился к одному из самых сложных волонтерских движений – к поиску пропавших без вести в зоне АТО.

«Док» понимал, что большинство из тех бойцов, о ком нет известий больше двух лет, не находятся в плену: скорее всего, они погибли. Но родные этих ребят по­прежнему ждут их и верят, что они живы. И Сергей готов не только помочь близким узнать горькую правду, но и разделить с ними горе. А это иногда страшнее, чем оказаться на линии огня.

«Доку» 36 лет, у него жена и маленький сын. До войны работал в сфере строительства. Он рассказал «Лицам» о службе, о своем боевом опыте, о том, что принято называть «окопной правдой». Рассказал так просто, буднично, без героических подробностей, как рассказывают о работе, которую ты должен сделать, потому что ты мужчина, который отвечает за порядок в своем родном доме.

Немного правды из окопов

– Почему вы решили отправиться на фронт?

– В моем случае все просто: я, как хороший хозяин, пошел защищать свой дом. На фронт отправился в 2015­ом. Честно говоря, собирался на войну еще в 2014­ом., но по разным причинам реализовать задуманное не получалось. Как и не удалось, к сожалению, отправиться в Киев на Евромайдан, куда я так рвался.

А когда боевики зимой 2015 г. обстреляли Мариуполь, принял твердое решение оборонять Украину. Правда, повестку в военкомате дали не сразу: вначале мне отказали из-­за того, что я не служил в армии, поэтому пришлось нанести военкомам еще один визит. Вторая попытка оказалась более успешной: меня определили в стройбат. Думаю: «И на этом спасибо». Я отправился в учебную часть, которая находилась в поселке городского типа Черкасское (Новомосковский район Днепропетровской области – ред.).

Хотя в военном билете написали «Стройбат», я в учебке занимался медициной: пробыл больше месяца санинструктором. Но во время первого наряда заболел и попал в госпиталь. Там находился пару недель, наверное.

93-­я механизированная бригада, которая базируется в Черкасском, записывала в свои ряды лучших бойцов, прошедших учебку. Я, из­за болезни, на несколько недель «выпал» из процесса обучения, поэтому меня в ряды подразделения брать не спешили. Через некоторое время в учебную часть приехал офицер из 14-­го отдельного мотопехотного батальона «Черкассы» и предложил мне присоединиться. Я согласился.

Отправили в Волноваху, где я получил посаду (укр. мова – примечание Сергея) гранатометчика. Мы стояли на блокпостах, охраняли въезды и выезды в город. Кстати, пользоваться гранатометом в теории с ПГО (прибор гранатометный оптический – ред.) я научился непосредственно в Волновахе.

– Как это было?

– Увидел паренька с гранатометом, спрашиваю: «Стреляешь?», он ответил: «Да, уже где­то четвертый месяц. Но это у меня уже второй РПГ (ручной противотанковый гранатомет – ред.). Первый дал трещину и стал негодным», – рассказал военный, а затем в теории ознакомил меня с правилами пользования оружием. А первый практический опыт я получил во время внеочередных батальонных стрельб.

На занятиях поддерживается квалификация. Когда используешь РПГ, важно правильно прицелиться и вставить беруши. Когда первый раз стрелял, уши заложило конкретно. И все потому, что забыл о берушах.

– Если бы вам приходилось учиться стрелять в условиях боя?

– Думаю, разобрался бы. Я же, в конце концов, мужчина! Мне в подразделении доверили гранатомет потому, что я ответственный. РПГ – серьезное оружие, гранаты требуют к себе внимательного отношения, если их случайно уронишь – могут быть самые неприятные последствия.

– Какой была ситуация в Волновахе?

– Прямых столкновений не было. Грубо говоря, там тыл, в городе находились штабы воинских подразделений. Хочу сказать, что в Волновахе мы сменили бойцов, которые пришли в «Черкассы» первыми добровольцами. Они находились в тяжелом психологическом состоянии. Это и понятно, ведь ребята пошли защищать Украину в числе первых, самые нелегкие времена выдержали. Я их с полной уверенностью могу назвать настоящими защитниками.

– Куда вы отправились после Волновахи?

– Под Петровское (село в Старобешевском районе Донецкой области – ред.), на «нулевые». В первый же день нашего пребывания террористы устроили обстрел из тяжелой артиллерии. Крыли сутки, наверное. Даже утром на следующий день лупили. Обстрелы были и потом, правда, не такие интенсивные. Мы стояли в полях. Благо, обошлось без погибших. Но обстрелы из колеи выбивали крепко. Стрелять приходилось даже ночью, бывало, по кустам или даже простреливать территорию перед нами.

– Чтобы показать сепарам, что вы тоже можете в случае чего дать отпор?

– Нет, чтобы не залезла вражеская ДРГ (диверсионно­разведывательная группа – ред.). Это нужно было ради своей же безопасности. Грубо говоря, мы себе стреляли под ноги на расстоянии 10, 20, 30 метров, делая одиночные прострелы. Под Петровским два месяца пробыли.

Затем нас вывезли в одно из сел вДонецкой области. Мы жили в разбитых зданиях. Крыши протекали, поэтому мы перекрывали их самостоятельно, чем могли.

Я хоть и был гранатометчиком, на мне лежали задачи по медицине. Тяжелых ранений не было, поэтому я помогал ребятам с такими проблемами, как, например, отравления или простуда. Еще исполнял обязанности завхоза.

Нам командование поставило задачу: охранять танки. Сколько их точно было, не скажу. Раз в недельку к нам приезжали наблюдатели ОБСЕ, чтобы считать боевую технику. Это люди разных национальностей: украинцы, греки, грузины, россияне. Они менялись, у них тоже есть своя вахта какая­то. На Донбассе представители миссии проводят одну – две недели, а затем к себе домой возвращаются. На их место едут другие, если я не ошибаюсь.

К сожалению, здесь у нас были потери. Мы в этом селе встретили Новый Год. И в конце января уехали в Гранитное (село в Волновахском районе Донецкой области – ред.). Там повеселее было. Из Гранитного я уже пошел на дембель.

– Что происходило в Гранитном?

– Да хотя бы то, что врага можно было видеть не только в бинокль, но и невооруженным глазом. Нас и их разграничивала десятиметровая речушка Кальмиус. Мне вообще самая интересная позиция досталась – на возвышенности. Я все Гранитное как на ладони видел. Меня поставили командиром позиции, хотя я был старшим солдатом.

Но дело было не только в близком расстоянии с сепарами. Мы не боялись боя. Гораздо страшнее было остаться надолго в этих местах. Ребята, которых мы сменили, пробыли в Гранитном чуть меньше года. Мне передавал позицию ее командир. У него не было половины зубов, а лицо имело рыже­бледный цвет. Он показал мне свое фото, сделанное в первые дни службы в этом селе. С фотографии улыбался белозубый щекастенький мужик. Такие негативные изменения с командиром произошли по некоторым причинам.

Во-­первых, в Гранитном чернозема крайне мало. Весь грунт – крошки гранита, которые естественно негативно влияли на состояние здоровья бойцов (гранит имеет свойство излучать радиоактивный фон – ред.). Копать лопатой нереально. Чтобы вырыть окопы, пригоняли технику. Во­вторых, и мы, и ребята, которые стояли в селе до нас, жили как будто в норах. В моем блиндаже нельзя было даже развернуться нормально. Я в нем старался проводить как можно меньше времени: только ночевать.

Хоть еды было достаточно, но очень не хватало фруктов, витаминов. Волонтеры к нам приезжали редко. В основном, это были капелланы. Тогда, мне кажется, волонтерская помощь пошла на спад. С гигиеной тоже возникли проблемы: в Гранитном даже помыться было негде. Поэтому, я возил мыться пацанов к местным. За деньги они грели нам воду и даже иногда стирали одежду.

– Как к вам относились местные?

– Нормально. Конечно, среди них попадались и сепаратисты, но адекватных людей все равно было больше. Процентов 20 домов находились в разрушенном состоянии. Из населения осталось около 30-­50%.

– Вы сказали, что оккупантов можно было видеть невооруженным глазом. Какое вражеское подразделение стояло в Гранитном?

– Поблизости от нас у них находилось несколько позиций. Слева, в направлении аэропорта, стоял русский спецназ, внизу – наемники, а с правой стороны – сепары, так называемая регулярная армия «ДНР». Периодически они между собой воевали! Это было приятно наблюдать.

Видеть наемников мы могли в бинокль. Определили, что они «нафаршированы» оружием по полной программе. Когда у наемников произошла ротация, они украли в селе, которое находилось чуть ниже, 10 баранов.

Позиции россиян обнаружила наша разведка. Да и вообще, нужно было знать ситуацию вокруг.

– Ваша позиция находилась на очень условном расстоянии от оккупантов. Их действия в Гранитном были активные?

– Самый продолжительный бой с противником шел 4 часа. С их стороны через речку прозвучал залп, к нам прилетели гранаты с АГСа, и понеслась!!! Хорошо, что никого не зацепило.

– Вы брали в плен дргшников?

– Нет. Это не та позиция, где можно провести такую операцию. Из растительности там только трава. Мы же были друг у друга как на ладони.

– Долго ли адаптировались к тому, что называют мирной жизнью?

– Что значить адаптировался? Как уходил, так и пришел, только в моем сознании что­то изменилось. Появились другие ценности, наверное. Например, возьмем самые простые мальчиковые желания. Не важно, в каком возрасте, ребята хотели иметь автомат, либо другое оружие. У меня теперь это желание отсутствует. Когда я демобилизовался, знакомые спрашивали: «Сережа, ты привез что­то с войны?». Нет, я не привез и не жалею, отвечаю: «Ребята, оно здесь не надо. Это не та игрушка, чтобы ей рядом с моим ребенком играли! Ни оружию, ни боеприпасам тут не место!».

– Вы упомянули о сыне. Сколько ему лет? Каким бы Вы хотели его видеть, когда он станет взрослым?

– В течение службы женился. Это случилось во время второго отпуска. А через год у меня родился сын. Дали имя Михаил, а жену Наталья зовут, оба – Васильевы (улыбается). Наташенька меня в самых разных обстоятельствах поддерживала и всегда помогала. А Мишенькой никак нарадоваться не могу. Очень люблю их обоих.

Видеть взрослого Мишеньку я бы хотел веселым и самостоятельным. Если человек веселый – у него все нормально. Думаю, искренний смех – это признак счастья. Если человек самостоятельный – он контролирует ситуацию и сможет много добиться в жизни.

– Когда Вы находились на фронте, наверное, поддержка мамы была незаменимой.

Мама для меня – самый близкий человек. Правда, она всех подробностей моей службы не знала. Я маме не рассказывал, что нахожусь в точке «нуль», не хотел ее расстраивать. Наверное, она догадывалась, но меня не расспрашивала, как и не плакала в трубку. Думаю, спокойствие родных это одна из разновидностей поддержки солдата.

А еще мама передавала мне посылки и часто молилась. Каждый раз, когда я приезжал в отпуск, она мне дарила небольшую иконку. Это было ее благословение. Что же касается меня, я верующий человек.

– Помогала ли вам вера на фронте?

Конечно. С верой у меня хорошие отношения. В Гранитном целился вражеский снайпер, но пуля меня миновала чудом остался жив. Тогда ангел­хранитель отработал на все 100%. Но это только один из многих примеров, где мне помогла вера. Она неизменная спутница моей жизни.

– Многие бойцы на войне приобретают ПТСР (посттравматическое стрессовое расстройство – ред.). Сталкивались ли Вы с такой проблемой?

– Поймите, нет никакого посттравматического синдрома. Война – это не травма, это другая жизнь. Попасть туда, наверное, все равно, что приехать в страну с абсолютно иной ментальностью. В определенной степени на войне легче. Там все просто и понятно: кто ты и с кем ты. Мне до сих пор война снится.

– Хотели бы Вы изменить сферу деятельности?

Я не то, что хочу, я уже меняю. Тем более, работать строителем поднадоело. Выбрал такую сферу, где смогу быть полезным. Буду делать то, что я умею и мне нравится. В любом случае, двигаться по жизни всегда надо. Ведь мир не стоит на месте.

– Расскажите о своей работе поисковика.

– Я просто делаю аналитику. Пытаюсь объяснить боевую ситуацию, которая могла повлиять на поведение солдат. Я имею опыт войны.

Вообще, поиск – это большая и сложная работа, тут важно взаимодействие многих структур. Я делаю свою часть, которая является звеном в длинной цепи поисковых мероприятий. (В то время, пока к выпуску готовилось интервью, Сергея Васильева взяли на работу в отдел поиска и освобождения пленных при Генеральном Штабе Министерства Обороны Украины – ред.)

– Какие планы у вас на карьеру?

– Хочу стать профессиональным военным. Но для этого нужно получить специальное образование. Поступать буду в одно из учебных заведений Днепра. Решил остановиться на ВУЗах родного города, потому что мне нужно быть как можно ближе к моим дорогим близким. Ведь я – папа, сын и муж.

– Вы за здоровый образ жизни: не пьете и не курите.

– Как раз после армии и закурил. Но делаю это редко, никогда не использую целую пачку сигарет, или даже половину. Курю, только когда воспоминания о войне нахлынут.

Спиртное не употребляю по той простой причине, что в состоянии алкогольного опьянения сознание становится мутным. Люблю жить в реальности, наслаждаться жизнью.

– Какие у вас хобби?

– Очень нравиться ставить перед собой цель и добиваться ее. Как по мне, это невероятно интересно.

Просто обожаю спорт. Последние 5 лет до армии начал бегать. Сейчас жду, когда потеплеет, и с нетерпением хочу надеть кроссовки. Ведь бег – это самое лучшее лекарство. Он ускоряет метаболизм, соответственно, это – здоровье и чистота мыслей. Бег – это драйв.

Периодически таскаю железо: поднимаю гантели. А после бега с удовольствием сделаю упражнения на турнике.

– Что бы вы посоветовали бойцам, которые идут на дембель?

– Выдохнуть и не делать никаких резких движений. Прежде всего, отправиться туда, где спокойно и комфортно. Это может быть все что угодно: родительский дом, свое семейное гнездышко, компания школьных друзей. Очень важно находиться в среде тех людей, которые протянут руку помощи в любой момент, всегда готовы тебя выслушать и поддержать. Тогда даже в голову не придет мысль напиться, или сделать любую другую глупость.

– Какой Вы видите Украину после?

Независимым государством с процветающей экономикой и достойным уровнем жизни граждан.

Ирина Сатарова

Підписуйтесь на наш телеграмм

Поділитися: